Культура

В прокат выходит «Великолепная семерка» Антуана Фукуа

В мировой прокат выходит «Великолепная семерка» Антуана Фукуа — ремейк хрестоматийного вестерна с критикой капитализма, Дэнзелом Вашингтоном и пулеметом Гатлинга.

Дикий Запад, вторая половина позапрошлого века. Недавно отгремела Гражданская война, в разгаре золотая лихорадка. Заштатный городок Роуз-Крик подмял под себя деляга Бартоломью Боуг (Питер Сарсгаард), требующий у трусоватых местных жителей продать ему землю за бесценок, поскольку поблизости расположен золотой прииск. Когда самый смелый и голубоглазый (Мэтт Бомер) пытается возразить, Боуг пускает ему пулю в живот, для проформы убивает силами подручных еще нескольких горожан, избивает пастора и поджигает церковь. Вдова убитого (Хэйли Беннет) обращается за помощью к охотнику за головами Сэму Чисхолму (Дэнзел Вашингтон), который с неожиданной охотой принимает небольшой гонорар, собирает семерку головорезов (индеец, выпивоха, стрелок-психопат, метатель ножей, мексиканец и религиозно озабоченный живодер) и готовится к решающей битве.

Начнем с очевидного. Есть колоссальная ирония в том, что ремейк легендарного вестерна Джона Стерджеса выходит в прокат именно в год, начавшийся тарантиновской «Омерзительной восьмеркой». За прошедшие, шутка ли, 56 лет ковбойский жанр пережил несколько перерождений, и сейчас у него очередной ренессанс. Оригинальная «Семерка» была своего рода рафинированной версией жанра. Ничего лишнего, никаких острых тем, только красивые герои в шляпах, которые борются с беззаконием, много солнца и духоподъемная музыка.

По этим причинам картина стала хитом советского проката, по тем же — не очень любима пуристами, которые больше предпочитают чуть обреченное кряканье Джона Уэйна.

Фильм начинается с программного монолога злодея Боуга о том, что в Америке демократию давно приравняли к капитализму, а капитализм — к религии. По итогам речи он предстает неким абсолютным злом, чудовищем вроде героя «Нефти» Пола Томаса Андерсона. Чумазые крестьяне, тараканами разбегающиеся перед негодяем, симпатий вызывают примерно столько же, сколько эти насекомые. Что же касается заступников, то они тоже не располагают к безусловным симпатиям.

Это настоящие отморозки, выжженные Гражданской войной (причем с обеих сторон — как герои Хоука и Вашингтона) и полузвериной жизнью на не освоенном толком континенте. Сценарий Пиццолатто и Уэнка, очевидно, представлял собой нечто среднее между болотистой готикой в духе «Настоящего детектива» и «великим американским романом» — как если бы вестерн решил написать, допустим, Фолкнер. При этом все ключевые моменты из оригинала — сцена с колоколом, шутка про падающего с крыши — вписаны в сценарий с почти издевательской прилежностью.

Что произошло на этапе производства — Бог весть. Возможно, дело в боязни продюсеров слишком радикального обращения с классикой. Возможно — в том, что для Фукуа этот материал оказался слишком сложным, неорганичным, в отличие от одноклеточного, но драйвового прошлогоднего «Левши». Так или иначе, суровая драма про отряд профессиональных самоубийц здесь разворачивается на фоне зеленой травки, голубого неба, немножко кислотного солнышка и оптимистичных оркестровок. Наверное, этого конфликта формы и содержания можно при желании не заметить.

Американская пресса, допустим, после премьерных показов в Венеции и Торонто заходится восторгами — просто от одного факта, кажется, что фильм из детства снова вернулся на афиши и экраны.

Ну и еще от пулемета Гатлинга, участие которого в картине — безусловная удача кинематографистов. Однако стоит все же отдавать себе отчет в том, что обновленная «Семерка» могла стать совсем другим фильмом — жестким, строгим и, среди прочего, неожиданно актуальным в контексте критики капитализма. Впрочем, Ник Пиццолатто уже второй год активно работает над экранизацией собственного романа «Гальвестон» — вполне возможно, все это мы увидим там. А пока можно пересмотреть «Великолепную семерку» 1960-го или даже «Семь самураев», с которых все когда-то началось.