Фийон: «Как по борьбе с исламизмом, так и всему остальному, Макрон не говорит ничего конкретного»

Le Figaro, Франция

В эксклюзивном интервью за три дня до первого тура бывший премьер критикует программу лидера «Вперед!» и предупреждает избирателей правых: «Если они проголосуют за Ле Пен, то получат Макрона!»

Le Figaro: Планировавшийся теракт, о котором сообщили во вторник, был направлен конкретно против вас?

Франсуа Фийон: Министр внутренних дел Матиас Фекль (Matthias Fekl) предупредил меня в прошлый четверг, рассказав о перехвате сообщения, в котором меня называли целью. Спецслужбы приняли меры безопасности, но мы никак не изменили программу нашей кампании.

— Почему целью могли выбрать именно вас, а не Марин Ле Пен, например?

— Нет ничего странного, что под прицелом мог оказаться кандидат с наиболее жестким проектом борьбы против исламского тоталитаризма. Террористы выбирают цель в зависимости от шумихи, которую, как они надеются, спровоцируют их действия. На самом же деле под прицелом оказалось все французское общество.

— Эти невиданные во время президентской кампании угрозы подталкивают вас к расширению запланированных мер?

— Я отстаиваю единственно возможную и эффективную стратегию борьбы с этой угрозой, то есть глобальную стратегию, как за пределами, так и внутри наших границ. В частности, нужно принимать более жесткие меры против тех, кто могут стать террористами на территории нашей страны, лишить гражданства тех, кто отправились воевать в Сирию и Ирак, даже если они — французы. Законы есть, так давайте же их применять! Можно оставаться правовым государством, не развязывая при этом руки тем, кто могут представлять угрозу.

— Стоит ли сообщать мэрам о таких людях, которые проживают в их муниципалитетах?

— Этого требует Валери Пекресс (Valérie Pécresse), и я с этим согласен. Если насчет человека существуют сомнения, нужно уведомить об этом местные власти и компетентные органы, особенно в уязвимых отраслях, вроде транспорта.

— Эммануэль Макрон тоже предлагает «мощные меры против терроризма». В чем их отличие ваших?

— Как по борьбе с исламизмом, так и всему остальному, Эммануэль Макрон не говорит ничего конкретного. У него не ощущается ни малейшего желания вести эффективную борьбу с этой угрозой, которую он даже не определил как таковую. Для Макрона исламизм — не тоталитарная опасность для мира во всем мире. Он придерживается классической антитеррористической риторики, чтобы ублажить, как он считает, мусульманский электорат. В отличие от меня он не говорит о существовании фундаменталистского движения в мусульманской вере, с которым необходимо сражаться. Он также не настаивает на выдворении тех, кто выступают с антиреспубликанскими заявлениями, и роспуске салафитских или близких к «Братьям-мусульманам» движений, которые явно относятся к джихадистскому течению.

— Относите ли вы Союз исламских организаций Франции к числу движений, которые необходимо распустить?

— Это решит суд по итогам следствия.

— Эммануэль Макрон назвал заявления по терактам одного из своих референтов Мохамеда Сау «слегка радикальными», но не стал отказываться от его услуг. Что вы думаете о его позиции?

— Он даже не сразу принял решение о его временном отстранении! Это многое говорит о его неоднозначной позиции по всем этим вопросам. Из выступлений Эммануэля Макрона складывается впечатление, что он не защищает национальную идентичность, историю, культурные корни… Словно все это вышло из моды. Словно все мы живем в обществе, где значение имеет лишь индивид, причем индивид, у которого нет ни истории, ни идентичности.

— Какой будет философия вашей политики за пределами наших границ?

— Нашу стратегию равнения на США и Европу сложно назвать хорошей. Ликвидировать исламский тоталитаризм не получится силами одного лишь Запада. Было ошибкой отказываться от коалиции, которую я вот уже четыре года предлагаю сформировать с Россией, Ираном и всеми участвующими в этой борьбе странами. Позиция Германии по этому вопросу начала меняться по одной простой причине: теперь страна под угрозой.

— Можно ли еще рассматривать будущее с Башаром Асадом после химической атаки в Сирии?

— Бороться с исламским тоталитаризмом в Сирии невозможно без режима и его сил. Утверждать, что присутствие Башара Асада не дает нам работать с Россией и Ираном для ликвидации исламского тоталитаризма — тупиковая позиция. Им нужен договор, который бы защитил их интересы в регионе. Для России Сирия — один из символов восстановлении ее силы.

— Дональд Трамп был прав, когда распорядился нанести удар?

— Его поведение непредсказуемо. Он неожиданно меняет мнение, а его стратегия опасна. Как бы то ни было, Барак Обама тоже не проявил особой силы и дальновидности во внешней политике. С Дональдом Трампом беспокойство сейчас вызывает в первую очередь эмоциональная сторона его метаний. Нужно успокоиться. Вспомнить, что именно из-за таких наслоений событий начинаются войны. Стоит задуматься, что случится в день прямой конфронтации России и Америки. Россия нестабильна, и с ней нужно обращаться с осторожностью.
— Можно ли снять санкции с России без подвижек по Крыму?

— Нужно соблюдать два основополагающих, пусть и противоречивых принципа: соблюдение границ и международного права и право народов на самоопределение. Никто не может отрицать, что Крым — российская территория в историческом, культурном и лингвистическом плане. Упорствовать и утверждать, что Россия должна уйти из Крыма, бессмысленно. Этого никогда не случится.

Единственный вариант выхода из кризиса — это проведение конференции о будущем Крыма под эгидой ООН. Она позволит найти решение.

— Какими могут быть последствия турецкого референдума?

— Он может ускорить движение Реджепа Тайипа Эрдогана в сторону режима империалистического типа.

— Вы могли бы предложить европейским партнерам раз и навсегда остановить процесс вступления Турции в ЕС, сказать, что ей там не место?

— Я против вступления Турции в Европейский Союз. Нужно предложить туркам обсудить расширение партнерства в экономике и безопасности. Мне кажется, что вступление Турции в ЕС представляет собой очень опасную бомбу замедленного действия. Рано или поздно наступит момент, когда всем станет ясно, что вступление невозможно, в частности из-за противодействия ряда стран, в том числе Франции. Чем больше мы ждем, тем более острой будет конфронтация с Турцией. Нельзя идти на риск такого конфликта из-за одного лишь точечного соглашения по беженцам.

— Какие отношения вам бы хотелось установить с Ангелой Меркель?

— В ближайшие дни после инаугурации я предложу Ангеле Меркель встретиться в Страсбурге, чтобы обсудить будущее Европы. Я предложу ей предпринять общие усилия для экономического и финансового подъема. Приоритетная цель — в том, чтобы организовать еврозону с экономическим правительством, генеральным секретариатом и планом по гармонизации налоговых систем. Нужно стремиться к суверенитету. Для нас это лучшая защита от гегемонии доллара и китайской валюты.

— Нужно ли Министерство финансов еврозоны?

— Самое важное в том, чтобы главы государств и правительств собирались раз в три месяца для управления еврозоной, у которой должен быть независимый от Европейской комиссии генеральный секретариат.

— Нужно ли стремиться к более широкой военной интеграции?

— Параллельно с Североатлантическим альянсом нужен европейский оборонный альянс, в котором каждая страна полностью бы сохраняла свою автономию и независимость. Кроме того, нам необходимо постепенно сформировать настоящую европейскую оборонную промышленность и создать фонд для обеспечения финансирования внешних операций. Принимать решения об этом не должны ни Еврокомиссия, ни Евросоюз. Это попросту не будет работать. Достаточно договора стремящихся к тому европейских государств. Немцы сейчас проявляют к этому куда больше открытости, чем несколько месяцев назад. Они увидели, что американская защита не столь прочна, как и казалось, и что им грозит новая угроза, исламский тоталитаризм, хотя они считали себя в безопасности.

— Вы говорили, что у вас есть доказательства вмешательства властей в расследование по вашему делу. Почему вы их не раскрыли?

— Следствием должны заниматься правоохранительные органы.

— Что вы можете сказать правым избирателям, у которых может возникнуть желание проголосовать за Марин Ле Пен?

— Если они проголосуют за Ле Пен, то получат Макрона! Каждый голос республиканских правых, который уходит в копилку Нацфронта или Николя Дюпон-Эньяна, увеличивает риск избрания Макрона.

— Судя по всему, вы не привлекаете на свою сторону молодых избирателей. Как вы это объясните?

— Вы опять отталкиваетесь от опросов! Я постоянно слышу классические комментарии СМИ: «На митингах мало молодежи». Честно говоря, в этом всегда была сложность для классических партий, как левых, так и правых. Молодежи свойственна тяга к радикальным и революционным решениям. Не скажу, что это относилось и ко мне в их возрасте, но все же… Я — единственный из кандидатов, кто предлагает молодежи будущее, работу, свободу и независимость. Только я предлагаю снять с их плеч бремя накопленных предыдущими поколениями долгов. Только я предлагаю им кардинальную реформу образовательной системы и борьбу с недопустимым неравенством в школе, по которому Франция обошла все остальные крупные европейские страны.

— Что вы думаете насчет полемики среди «Республиканцев» по поводу «Здравого смысла»?

— Мне жаль видеть подобные проявления нетерпимости. Речь идет об именно той политкорректности, с которой я веду борьбу. Мне вспоминается правительство, которое мы сформировали с Николя Саркози. Там, был не только Ален Жюппе (Alain Juppé), но и Кристин Бутен (Christine Boutin) и Бернар Кушнер (Bernard Kouchner). Не помню, чтобы это кого-то поразило. Я поддерживаю не все позиции «Здравого смысла», но они знают это, и поддерживают меня, потому что считают, что у меня лучший проект. Это подтверждает, что они — не фанатики. У них есть место в большинстве, и они проявили огромную устойчивость в этой кампании. Чего не сказать об остальных. Чтобы строить, нужно объединять. Исключая некоторых людей под тем предлогом, что они не идут в «русле истории», мы лишь способствуем напряженности, конфликтам и коммунитаризму.

— Вы говорили о намерении отменить закон, предусматривающий наказание за препятствование аборту. Намереваетесь ли вы ограничить доступность абортов?

— Не нужно приписывать мне подобных намерений. Я ни за что не ограничу доступность абортов. И людям из «Здравого смысла» прекрасно об этом известно.

— Достаточно ли большинства в 51% для радикальных перемен, о которых вы говорили?

— Вопрос в том, чтобы получить существенное большинство в парламенте, которого, как мне кажется, из всех кандидатов могу добиться только я. Это не перечеркивает необходимость в открытости и внимании к разнообразию мнений. Именно поэтому я предлагаю открыть правительство для внешних по отношению к нашей системе людей: мы будем искать таланты и отличные точки зрения.

— Вы не запустите стратегию открытости, как в 2007 году?

— Нет, потому что это была предвзятая открытость, а она не работает. Это не наши институты и не наша культура. Это стало бы прекрасным подарком для Национального фронта. Именно поэтому проект Эммануэля Макрона нереалистичен. Он опирается на не раз проскальзывавшую в истории Франции привлекательную идею о том, что больше нет ни левых, ни правых. И что можно свободно плавать между теми и другими. На самом деле все это ведет к подъему экстремизма.
— Нужно ли, чтобы Николя Саркози вновь заявил о своей поддержке?

— Николя Саркози безоговорочно поддерживает меня. Он говорил об этом несколько раз, в том числе во вторник. За что я очень ему благодарен.

— Каков ваш прогноз на воскресенье?

— Я пройду во второй тур.

— И с кем там встретитесь?

— Не имею понятия.

— У вас есть какие-то предпочтения?

— Нет, предпочтений нет. Решаю не я, а французы.

 

Жюдит Вентроб (Judith Waintraub)